П. Д. Юркевич - Философские произведения
Ощущение, представление, идея может разрешиться в действие без нашей воли, без нашей решимости. Чело–Век дрожит, от холода, пыхтит от жара чихает от щекотанья в ноздрях, кашляет от неприятных ощущений в горле, мигает от зуда в глазах, вскрикивает от внезапной боли, — все это действия, которые происходят и в детском организме и которые, следовательно, вывиваются ощущениями с помощию условий чисто физиологических. Мать послышала,; что ее старший сын: умер; она издает стон и роняет из рук ребенка, который получает рану в висок и умирает; Человек вскрикивает и дрожит в испуге от пожара, который вспыхнул в его доме. В досаде человек рвет па себе волосы. Тоска отнимает у человека аппетит и напряженность мускулов. В припадке сильного гнева он наносит пощечину человеку, оскорбив- тему его, и тут же, приходя в себя, не может дать себе отпета;, как он это сделал в душевном волнении; вызванном представлением, отчаянного и безвыходного положения, он схватывает нож и перерезывает себе горло. Все это примеры действий которые зависят. от ощущений, представлений, идей, но которые возможны только в, человеке взрослом, имеющем сильные интересы, страсти, наклонности и т., д. Действия этого порядка происхрдят, из мотно. которые сразу, непосредственно, не дожидаясь особенной оценки со о стороны человека, овладевают его сознанием и заставляют его сделать то, чего он не сделал бы, если б он был в состоянии взвешивать и избирать. Мотивы эти как бы опустошают создание вытесняют из него мгновенно все другие представления которые могли бы противодействовать их влиянию; человек забывает себя, забывает то, что сообразно с постоянным и общим планом его жизни; он не может опомниться, как уже он совершил преступленье, которое, быть может, разрушит его счастие навсегда. Практический смысл народов и юридические науки тщательно работают над определением справедливой меры, в какой надобно вменять человеку преступления, совершаемые им во время сильных душевных потрясений, испуга, гнева ит. д. Большею частию оказывается, что в это время преступление совершилось не свободно, не намеренно, чтооно не было замышляемо или было, как говорят не умышленно. В самом деле, легко заметить, что некоторые, мотивы, хотя состоят они из ощущений,. представлений идей, действуют на человека с силою почти объективною, ffaf; действует, например, камень, который всегда и везде обнаруживает одну и ту же силу давления. Отделить в поступке все, что произошло из таких мотивов— нелегко; однако же это необходимо для того, чтобы наш суд о человеке был точен.
Но как здоровый организм выдерживает давление камня, а слабый падает под его т&жестью, так и сила воли или сила характера открывается прежде всего в способности останавливать и задерживать непроизвольные действия, которые помимо наших желаний готовы последовать за состояниями душевных потрясений. Человек, который развил в себе сильную волю, сильный характер, имеет способность самообладания, и сознание этой способности рождает в нем веру в свободу воли. Он считает свою волю свободною, потому что он чувствует в себе силу действовать только по мотивам, которые он взвесил, признал, одобрил, избрал, по мотивам, на которые он взвесил, а с другой стороны, чувствует в себе силу останавливать действия, которые следуют без его выбора из механического влияния представлений на орган движения. Здесь мы получаем понятие о действиях, которые имеют характер свободных в высшем или в строгом смысле слова; а свободна ли воля, из которой происходят эти действия, вопрос этот опять остается в стороне.
Итак, и деятельности, зависящие от психических стимулов, представляют постепенный ряд, в котором элемент произвола становится все сильнейшим и значительнейшим. Полную сознательность мы приписали представлениям, которые развились до формы логического понятия. Вполне свободною оказывается деятельность, происходящая из мотивов, которые были взвешены, избраны, призваны и одобрены в спокойном, владеющем собою сознании. Способность к такой деятельности есть идеал, который весьма редко достигается действительным развитием воли и образованием характера; Часто наши действия следуют или просто из ощущений, помимо нашего желания, или из таких желаний, которым не предшествовал сознательный выбор, но которые родились из случайной встречи представлений или из игры фантазий, б ежедневной жизни мы различаем хотение и прихоть, или каприз. Также весьма часто деятельность оказывается свободною только со стороны средств, которые избрали мы, а не со стороны целей, которые на вязываются нам постоянными или периодическими нуждами организма и невольным потоком представлений. Наконец, почти всегда от сознательного выбора, от нарочитого взвешивания мотивов зависят только начальные и основные направления деятельностей, а подробности в их развитии мы предоставляем исполнять психическому потоку представлений и зависящим от него автоматическим движениям телесных органов. Все это случаи, в которых, говоря словами Льюиса, элементы произвольности и непроизвольности перемешаны в одном и том же действии. Все это случаи, где выбор, одобрение, решимость определяют только некоторые формы сложного действия, которое во всех остальных частях исполняется механическими деятелями, существующими в душенном образовании и телесном устройстве.
Льюис замечает, что действия произвольные вследствие частого повторения делаются непроизвольными и совершаются автоматически. Это не подлежит сомнению; но это не доказывает, что в действиях произвольных нет особенного элемента, который отличал бы их от действий непроизвольных. Пока девушка учится петь, танце вать и играть, она контролирует каждое движение своих ног, горла и пальцев. После продолжительной практики она совершает эти действия автоматически, поет, играет, танцует, не думая и почти не обращая внимания на положение своих членов. Это такое явление, на котором главным образом основывается возможность сильного и богатого душевного образования. От выбора, от произвола, от сознательной решимости будет зависеть только начало названных деятельностей; позволительно думать, что девушка, хотя играет, поет, танцует автоматически, однако начинает эти действия произвольно, — да еще соображение и расчет она будет направлять на главные формы действия, чтобы доставлять им все большее и большее совершенство. Чем автоматичнее совершается деятельность, тем более наш произвол контролирует то, что имеет особенную важность в этом действии и что придает ему все большую и большую цену. Пока мы учимся писать, мы не думаем о том, что мы пишем. Когда же мы достигаем того, что наша рука пишет автоматически, тогда вся наша сознательная деятельность, все расчеты и все виды оценки сосредоточиваются на мыслях, которые мы хотим изложить на бумаге: мы не развлекаемся тогда обязанностями контролировать бесконечно разнообразные и мелкие движения руки; мы отдаемся исполнению дела; которое мы считаем главном и существенном. Таким образом чем? обширнее делается Круг движений автоматических, тем более деятельность, в полном смысле произвольная, направляется На преследование высших интересов и достижение достойнейших целей. Во всяком случае, то самое обстоятельство, что произвольные действия выполняются наконец автоматически, могло бы доказывать физиологу, что элемент воли есть стимул так же действительный, как й простое Ощущение: этот элемент обнаружил на систему движений влияние до того сильное, что- с течением времени движения эти повторяются сами собою и механически как: раз в: том порядке, какой сначала принимали они неохотно, принимали только вследствие особенного контроля воли.
МыНе думаем, что наши замечания, как они ни длинны, сокращают расстояние между языком психологии и языком физиологии. Определения вроде того, что ощущение есть ответ нервного центра на внешний стимул, что действие есть ответ телесных органов на стимул внутренний, также что действие, подлежащее контролю, есть ответ телесного органа на ощущение мозговое- все такие определения долго будут являться в физиологии как достаточно ясные, и основательные. Физиолог смотрит на вещи которые подлежат его изучению о стороны. Он видит в них явления, которые; существуют в пространстве и изменяются во времени, не имея никакого отношения к нашему сознанию. В этих вещах ровно ничто не изменяется от того, знаем ли мы о них или нет. Наше знание по отношению к ним посторонний зритель, а не элемент, В котором они существуют. Следуя этой привычке чисто объективного наблюдения, при: изучении душевных явлений, физиолог видит в ощущениях, представлениях, идеях процессы или изменения; которые существуют не во внутреннем элементе, а существуют просто, как и все вещи на свете, в определенном пространстве и в определенное время. С этой точки зрения он находит понятным, что чувствительность есть свойство нервных центров, что ощущение есть возбужденное состояние этих центров, что различные душевные деятельности размещаются по различным частям мозга, что одно ощущение разрешается в другое, что ощущение может быть пространственным двигателем руки, ноги и т. д. Хотя Льюис, как мы не раз видели, очень хорошо понимает особенность психических явлений, которые, го воря вообще суть формы положения и состояния сознания и которые вне этого элемента не существует, как‑нибудь на манер вещей и их процессов, однако мы имели случай убедиться, что и он часто отдается физиологическим привычкам, часто смотрит на психические явления, как на какие‑то нематериальные вещи, которые, пожалуй, мог бы·. непосредственно видеть и посторонний зритель, если б ему удалось подступить к местам, где. находятся. Отсюда у него тот физиологический язык которым психолог не всегда может пользоваться. Все влияние этого физиологического взгляда обнаруживается: в учении Льюиса о чувствительности спинного мозга в его теории рефлексивных движений. Общие относя–циеся сюда положения уже известны нам: чувствительность есть свойство каждого нервного центра, следовательно, и спинного мозга. Все действия или движения рефлективны; но так как ощущения составляют источник их то рефлектируется не физиологическая перемена нерва чувствительности на нерв движения, нет, на этот нерв рефлектируется ощущение, которое происходит, в,. Нервном центре, когда возбуждает его физиологическая перемена нерва чувствительности. Внешний Стимул раздражает нерв чувствительности, это раздражение передается нервному центру и возбуждает его чувствительность, которая вследствие этого делается ощущением. Это: рщу–едеиие рефлектируется на нерв двигательный и разрешается таким образом в движение телесных органов. Но в какой мере эти положения достоверны или сомнительны, какие выгоды или неудобства представляют они для психологии, к каким общим воззрениям на жизнь телесную й душевную предрасполагают они, —-асе это вопросы очень сложные. Они могут послужить предметом особой статьи, а теперь увлекли бы нас слишком далеко от предположенной задачи.
